Часть первая. Глава 12. Рассказ Глеба
Жил папаня с мамой на Фонтанке. Две комнаты в пятикомнатной коммуналке. Огромные потолки, камин, велосипеды в коридоре. Я помню большую кухню с несколькими плитами, на которых все время что-то кипело, разнося заманчивый запах по всей квартире.
С соседями мы дружили, ходили в гости, занимали друг у друга соль, сидели с детьми и вместе отмечали праздники. В дальней комнате жил преподаватель каких-то древних языков, Сергей Викторович. Он был старый и в его комнате пахло книгами и чем-то далеким и очень древним. Иногда казалось, что язык он учил еще у носителей. Дополняло его образ то, что в комнате было большое количество разных артефактов, привезенных им из дальних поездок. Везде стояли статуэтки каких-то каннибальских богов и черно-белые фотографии, где он, еще молодой, то обнимается с туземцем в банановой юбке, то с каким-то дядькой в пиджаке, то на фоне древних храмов с каменными лицами, то на верблюде в далекой пустыне. Жены у него не было, как и детей. Из друзей только старый, как и он сам, кот.
У кота абсолютно облезли хвост и живот, и он был слеп на один глаз. Кота звали Рамзес. Каждый вечер, Сергей Викторович наливал коту в блюдце теплого молока, за которым специально раз в два дня ехал куда-то на электричке и покупал у знакомой бабки. Сам садился на кресло-качалку из ротанга, укутывался дырявым покрывалом с африканскими узорами и читал книгу. Через некоторое время к нему присоединялся кот. Тогда профессор откладывал книгу и начинал чесать кота за ухом. Рамзес урчал как паровой котел и засыпал. Тогда Сергей Викторович продолжал чтение, иногда бормоча какие-то фразы себе под нос. Иногда к нему заходил и я. Мне нравилось сидеть на большой шкуре медведя, которая хоть и воняла страшно, но была мягкой и уютной. Профессор наливал молока и мне, и Рамзесу, давал мне овсяное печенье и рассказывал удивительные истории про Камбоджу, Египет и про то, как его чуть не убили в где то в арабских странах. Но он выжил и даже познакомился с шейхом, который подарил ему красивый позолоченный кувшин с высоким горлышком, гордо стоящий на книжной полке. В эти минуты Рамзес не лежал у профессора на коленях, а, демонстративно отвернувшись, умывался. Но все же уши он направлял в сторону Сергея Викторовича и, видимо, тоже внимательно слушал истории об удивительных странах.
Во второй комнате жил дядя Коля и его жена Людмила. С детьми они разменяли квартиру и с тех пор те им даже не звонят. Иногда они ругались, особенно когда дядя Коля возвращался под утро «на кочерге». Работа у него была удивительная.: он был оператором по разводке Дворцового моста. Однажды, летом, он нас всех пригласил к себе на работу и я впервые увидел, как разводятся мосты и был поражен.
Плюс не надо было ложиться рано спать. Но частенько с работы он приползал и падал на коврике в коридоре. Тетя Люда била его тряпкой и говорила, что он её позорит перед людьми и что лучше бы он свалился бы со своего моста. Дядя Коля мычал и извинялся. Соседи же, собирающиеся в этот момент на работу, не обращали на все это внимание и лишь изредка поглядывали на происходящие. Женщины с сочувствием глядели на тетю Люду, а мужики с пониманием на дядю Колю, больше всего в этот момент похожего на нашкодившего щенка. Потом они, конечно, мирились, дядя Коля несколько недель не пил и постоянно извинялся различными способами. Как правило, все, что в квартире было сломано, - резко чинилось. Руки у мужика были золотые. Мне и Ваське он из досок и подшипников (где он только достал такие подшипники. Может с моста своего свинтил?) сделал двухместную гоночную машину, на зависть всем дворовым мальчишкам. Машина была покрашена в красный цвет и имела даже настоящую фару, работающую на батарейках. Маме моей приделал электродвигатель к её старенькой швейной машинке, а профессору сделал блок питания для старого приемника VEF, который работал, почему-то, только на батарейках и, в силу дороговизны оных, не включался с 91-ого года.
Тетя Люда работала поваром в военной части. Она была полной женщиной с фантастической прической синего цвета. Всю квартиру она спонсировала портянками и жутко пахнущим хозяйственным мылом, которые тащила с родной части. Портянки шли на тряпки, а вот мыло лежало на антресолях. Это сейчас это - сокровище. Хочешь - мойся, хочешь - взрывчатку делай. А тогда оно было никому не нужно. Его был такой запас, что хватило бы на тысячу лет, но тетя Люда продолжала его таскать. Всем не нравилось, что оно занимает полезное место, но, в силу общей интеллигентности, ей никто об этом не говорил. Все терпели. Напомню, все со всеми дружили.
В комнате напротив нашей жил прапорщик Богдан Нестеренко. Сам он был из Харькова и давно вышел на пенсию. Успел даже повоевать в Афгане, где потерял ногу. Когда союз развалился, уехал в Ленинград, как тогда назывался наш город. Женился, потом развелся. Отдал жене квартиру, а сам переехал к тетке в коммуналку. Тетка померла, а он так и живет в этой комнате. Мужик был очень веселый и балагуристый. Не дурак выпить, но никогда не хулиганил. Подрабатывал он охранником в Театре юных зрителей и очень любил детей. Иногда он брал нас на рыбалку, на своей странной машине - инвалидке, а иногда мы ездили на электричке. Она долго заводилась, и все управление было выведено на руль, но больше всего нам нравилось именно на электричке, ибо такой способ доставки до речки давал дополнительный бонус.
Он поднимал нас рано утром, - «Хлопцы. Хто рано встает, у тогхо рыба клюет».
Мама делала нам бутерброды и кофе в китайском термосе. Мы с благодарностью брали, но знали, что самое вкусное нас ждет именно на рыбалке. Прапорщик доставал термос с иван-чаем, свежий хлеб, зеленый лук и шматок вкусного копченого сала, которое ему с киевским поездом отправлял однополчанин. Ничего вкуснее того завтрака мы не ели и всегда ждали этого момента. Нестеренко выдавал очередную мудрость, - «Голодное брюхо - рыбаку непруха». Наливал себе стакан водки, а нам по чашке ароматного чая. Выпивал, закусывал луком и салом. Пока мы жевали свои бутерброды, он собирал удочки и курил папиросы, от которых за годы его седые усы приобрели желтоватый оттенок. Мы рассаживались на маленьких табуреточках и ловили рыбу. Нестеренко пил крепкое пиво, иногда громогласно на всю реку рыгал, чем безмерно нас смешил. Когда мы ездили на машине, сало он с собой не брал.
В самой первой комнате от входа жила Светлана Сергеевна и её сын Васька, с которым мы дружили. Его мама вынуждены была работать на двух работах, и часто Васька оставался с нами. Его отец сидел в тюрьме, за убийство. Светлана Сергеевна работала в библиотеке, а по вечерам мыла полы в ресторане. Денег все равно не хватало. Васька постоянно болел и ей приходилось с ним сидеть и много денег уходило на лекарства. Когда же Васька поправлялся, мы с ним выдумывали разные игры. В огромной коммуналке было чем заняться. То мы представляли, что мы - охотники за привидениями, то мы играли в детективов. Нестеренко строил нам из стульев и старого покрывала штаб, где мы проводили все время.
Сейчас я вспоминаю то время, и иногда у меня в памяти всплывают лица соседей. До обращения не дожил только профессор. Когда он умер, его комнату отдали Ваське с мамой. Они каждый вечер наливали коту молоко, а потом кот убежал и больше не вернулся. Видимо, ушел умирать. Все книги и статуэтки сложили в углу. Хоронили профессора мы и два его ученика, которые сами уже стали профессорами. Они сильно напились и рассказывали, каким выдающимся ученым был профессор Рождественский. До этого я не знал его фамилии. Потом все разъехались, а мы всей квартирой помогали Ваське и его маме делать ремонт, ну а весной уже все и случилось. Интересно, кто пережил катастрофу?
- Глеб. Я родился уже после катастрофы. Расскажи как все произошло.
- Я не очень помню. А вот папаня мой рассказывал так...
Продолжение следует...
Выскажи своё мнение, предложи нового монстра или поворот события. Рассказчик прислушается и в следующих главах учтёт пожелание.
Дзен: https://zen.yandex.ru/media/id/59d5fe147ddde8594774b6c6/chast-pervaia-glava-12-rasskaz-gleba-59f330dc3c50f7ac0933f0f8
